Север Гансовский - Надежда [Рассказы и повести]
Он был совсем обессилен и минут пять сидел согнувшись. Затем он лег на спину. Рядом на улице по жидкому снегу прошлепали чьи-то шаги. Где-то у переезда на Маркет-стрит прошел поезд. Мальчишка смотрел на небо.
— Ты когда-нибудь видел снег?
Матрос молчал. Он уже спал.
— Интересно, — задумчиво сказал мальчик. — Снежинки… Всё летают, летают…
* * *Утром Майк проснулся первым. Минуту или две он лежал на трубе лицом вверх, стараясь сообразить, как он попал в это ущелье между двумя кирпичными стенами. Потом вспомнил о своих вчерашних скитаниях, о мальчишке и, свесившись, посмотрел на нижнюю трубу.
Мальчик лежал лицом вниз, покрыв худые плечи пиджаком. Из-под пиджака торчали тощие ноги в рваных носках и стоптанных ботинках.
Матрос слез с трубы и натянул высохший за ночь свитер. От свитера исходило приятное тепло, и, передернув плечами, Майк еще раз взглянул на мальчика, пригласившего его сюда.
Ему пришло в голову, — не позвать ли мальчишку в закусочную выпить чашку кофе, но, побренчав мелочью в кармане, он решил, что делать этого не стоит. У него осталось совсем мало денег, он боялся, что придется голодать.
Засунув большие тяжелые руки в карманы, он пошел по щели на улицу.
Когда он уже вышел на перекресток, сзади раздался окрик:
— Эй, матрос!
Это кричал мальчишка.
— Ну, что? — Майк остановился.
Торопливо натягивая пиджак, мальчик подошел к нему. Светлые жидкие волосы его спутались, на лбу остался отпечаток складки от пиджака. Поеживаясь от утреннего холода, он спросил:
— Что, уже пошел?
— А чего валяться?
— Да нет, я так… Рано еще.
Час был действительно ранний, — около половины шестого. Снегопад кончился. В воздухе стоял сырой туман, такой густой, что не было видно даже ближайших зданий.
— Кому рано, — сказал матрос хмуро, — а мне пора.
Он повернулся, чтобы идти.
— Подожди. — Мальчик взял его за руку. — У меня мелочи немного есть. Пойдем выпьем кофе. Я тут закусочную знаю поблизости. Всю ночь не закрывается.
— Нет. — Матрос покачал головой. — Мне сейчас неохота. Я потом выпью.
— Пойдем, — настаивал мальчик. — Я угощаю.
— Ты что, такой богатый, — сказал матрос мрачно. — Лучше побереги для себя. Я на чужие не пью.
— Для меня тоже хватит. Пойдем. — Мальчишка похлопал себя по карману.
— Нет. Не хочу.
— Ну пойдем тогда вымоемся. Тут недалеко колонка есть. Только одному надо качать, пока другой моется.
Матрос провел рукой по лицу.
— Помыться, пожалуй, можно.
Колонка помещалась в центре большого, мощенного булыжником двора. В доме еще спали. Было тихо, только с крыш непрерывно падали капли.
Матрос взялся за рукоятку насоса. Мальчик мылся долго, старательно растирая шею и уши. Матросу надоело качать.
— Хватит, что ли?
— Сейчас, — с готовностью отозвался мальчик. — Жаль только — мыла нету.
Матрос несколько раз плеснул воды на лицо.
— Хочешь мой платок? Вытрись. Он чистый, только мятый.
— Не надо. — Майка злила приветливость мальчика, и от этого он становился всё мрачнее.
Но тот не смущался.
— Ну пойдем, что ли, в закусочную. Я совсем замерз.
Ему действительно было холодно. Лицо у него побелело так, что ясно проступили веснушки. Нос посинел, Губы дрожали.
— Ну ладно, — сказал Майк. — Только платить будет каждый сам за себя.
— Как хочешь.
В закусочной было тепло. Толстый буфетчик дремал за стойкой.
— Два кофе, — скомандовал мальчик, садясь за столик возле батареи центрального отопления.
Буфетчик принялся медленно доставать чашки с полки. Всё валилось у него из рук. Борясь со сном, он несколько раз втыкал в штепсель вилку от шнура электрической плитки и никак не мог попасть.
— Хорошо работает, — подмигнул мальчик матросу. — Главное — быстро. — Он положил локти на стол и с интересом смотрел на буфетчика.
Кофе, наконец, согрелся. Волоча ноги, буфетчик подошел и поставил на столик чашки.
Когда он вернулся за стойку, мальчик, грея руки над чашкой, спросил буфетчика:
— Это не тебя я вчера на стадионе видел?
— Нет, — сказал буфетчик озадаченно. — Я там не был. А что мне там делать?
— По-моему, ты там в футбол играл. Лучше всех. Ты же проворный.
Буфетчик недоуменно посмотрел на мальчика. Потом до него дошло, что над ним смеются. Он вяло замахнулся ложкой.
— Смотри! Доиграешься.
— А ты разве попадешь? — спросил мальчик.
Буфетчик взобрался на свой высокий стул за стойкой и снова задремал, положив голову на руки.
— Похож на мистера Пиквика, — сказал мальчик Майку. — Толстый.
— На кого?
— На Пиквика. Это такая книга.
— Ты и книги читаешь? — удивился матрос.
— Я всю прошлую зиму читал. В Публичной библиотеке, — объяснил мальчик. — Меня одна женщина пускала. Я туда от холода забирался, а потом стал читать. Много прочел… Я бы и теперь читал по вечерам, только не пускают. Той женщины нету.
— А я не читал, — матрос тоже согрелся, и настроение у него улучшилось.
— Никогда?
— Нет. Давно читал одну книгу — «Татуированная графиня». Здорово написано.
— Интересная, — кивнул мальчик. — Не хуже, чем про Пиквика. Но и про Пиквика хорошо.
— Я только комиксы смотрю, когда попадаются, — сказал Майк. — А ты где работаешь?
— На помойке. Мусор сортирую…
Выйдя из кафе, они разошлись в разные стороны. Мальчик отправился к себе на помойку, матрос зашагал в порт.
Когда он добрался до Эмбаркадеро, тусклое холодное солнце уже повисло над горизонтом за трубами и мачтами торговых пароходов. День был ветреный, холодный..
Безработных собралось много. Люди стояли группами по трое, по пятеро. Одни, чтобы согреться, похлопывали себя по плечам, другие дули в закоченевшие пальцы. Некоторые прохаживались взад и вперед.
Майк присоединился к одной из групп. Завязался разговор, прерывающийся долгими паузами.
Рыжебородый плотный мужчина в истертой кожаной куртке рассказывал:
— На восточном побережье еще хуже. Ребята рассказывают, что некоторые нанимаются на парусники чуть ли не за одну кормежку. А на парусных самая собачья работа…
— Ну и здесь не сладко, — высокий небритый парень в таком же, как у Майка, свитере сплюнул. — Я уже три месяца без работы и не знаю, когда устроюсь.
— Как же ты выдержал три месяца? — раздался вопрос.
— У меня аккордеон был. Продал старьевщику.
Майк подумал о том, что у него нет аккордеона и уже через неделю ему придется собирать объедки по мусорным ящикам. Конец зимы был самым плохим месяцем в порту.
— Раньше бывало, — продолжал рыжебородый, — что, если в рейс не попадешь, на берегу можно найти работу. А теперь и здесь на каждое место по десять желающих.
Наступило долгое молчание. Люди всё прибывали. Вскоре на улице стояла уже толпа человек в четыреста.
Часа через два после того, как Майк пришел в порт, в передних рядах кто-то крикнул:
— На четырнадцатом пирсе набирают!
Толпа заволновалась. Люди со всех ног побежали по булыжнику на четырнадцатый.
Майк тоже пустился бежать вместе с другими, расталкивая соседей. На полдороге он споткнулся о кусок ржавого троса и упал, больно проехав по булыжнику на руках и коленях. Он попытался встать, но кто-то из бегущих сзади, выругавшись, толкнул его коленом, еще кто-то наткнулся на него и тоже чуть не упал. Он несколько раз пробовал подняться, но его снова роняли на булыжник.
Когда все пробежали, он встал, наконец, на ноги. С расцарапанных ладоней сочилась кровь. Ушибленное колено сильно болело. Выругавшись, он снова пустился бегом.
На четырнадцатом пирсе толпа образовала плотный круг. В центре его стоял хаеринг-босс[3] со своим помощником.
Работая локтями и плечами, Майк пробился к центру. Но было поздно.
Хаеринг-босс уже указал пальцем поочередно на шесть человек. Помощник выдал им жестяные номерки.
Толпа молча повалила обратно. Майк шел вместе с другими, вытирая кровь с ладоней.
Прошло еще около трех часов. Майку хотелось есть, но он не решался пойти в харчевню возле главных ворот, так как боялся пропустить момент, когда будут набирать еще.
Колено у него сильно болело. Ветер с океана усилился. Люди, которых к середине дня стало еще больше, дрожали от холода.
Майк начал отчаиваться. Денег у него осталось еще на два дня. Он не знал, что будет делать, если не найдет работы.
Неожиданно он увидел в толпе мальчишку, с которым ночевал на трубах.
Мальчик торопливо шагал, обходя мужчин. Его смышленые глаза перебегали с одного лица на другое. Он искал кого-то.
Майк окликнул его:
— Эй, приятель!
Увидев матроса, мальчик подбежал к нему. От быстрой ходьбы он разогрелся, лицо его порозовело.